Евгений Онегин - 2. Опыт поэтической парафразы (2)

         ГЛАВА ВТОРАЯ

                      1

Сей городишко неказистый,

имён..., излишеств... не знавал.

Лишь дядя ( родственник столь истый ),

здесь, ненароком, пребывал,

Евгения позвав, вдруг, спешно

( Но вышло, правда, безутешно! )

в свою обитель – Сказку-Дом,

по виду – Храм, с большим крыльцом,

да над рекой..., в причудах местных:

Ведь по утрам кричал петух

и, знать, его природный дух,

гнал до красавиц, столь прелестных,

к ночным блужданиям, меж полей,

вдыхая запах шалашей...

                      2

Вот дядя – скучное создание

( Не оттого ль хапугой слыл? )...-

отгрохав для себя, аж здание,

что всех с Рублёвки бы затмил!

И внутрь войдя, Евгений ахнул

( «А ведь, Бомонд, со зла б зачахнул!» ),

когда лишь холл, как интерьер -

огромен был..., но без химер!

А дядя «кинул» всё, с годами,

здоровье растеряв, средь «дел»,

где склоки..., драки..., «беспредел»...,

налоги..., споры ( Да с Судами! )...

и удалился на покой,

где, в общем-то, и наш Герой.

                      3

Онегин, в доме поселившись,

не сильно напрягал свой дух,

а иногда ( вина напившись... ),

стрелял из пистолета в мух...

иль шастал всюду, хмуря брови,

ища, как будто, чьей-то крови,

встречая, часто, скорбный кров,

из паутины и клопов!

Но жмых нашёл, бутылку водки,

журналов кипу, старый плед

и, без колёс, велосипед,

часы, да женские колготки...

и сих предметов антураж, 

лишь дяди подтверждал типаж!

                      4

Но коли ты – Хозяин дела,

то, во дерзаниях, твори!

И здесь, Евгений, начал смело,

как в той считалке: раз, два, три...,

но знал законы – на бумаге,

как учат в ПТУ-шараге,

а коль по факту: кое-как,

то слух пронёсся...- он – дурак!

Ведь изменял, без сходки, цену,

а рассчитать простой налог,

без помощи, совсем не мог,

чрез гонор знаний, гнавших пену,

где практика являла сбой,

а в ней «сдувался» и Герой!

                      5

Сперва его терпели, вроде...,

момент учтя: Богат он был.

Но, иногда ( не при народе ),

в виске, народный перст, крутил...

Или расходятся с дороги,

едва его заслышав ноги,

а за глаза, разинув рот,

хохочут...: «Идиот идёт!»,

минуя речь его - «не к теме»,

что вечно портит разговор,

где он всё рвётся на простор,

ко фраз абстракции дилемме...

И вывод сделал местный Свет,

что в голове его - «привет»!

                      6

Но вскорости, другой приезжий,

сей городишко посетил...

«Чудило явный, как и прежний...» -

народный Гений окрестил.

И повод в том – похожи были.

«Учёный вроде...» - слухи плыли...-

«А как иначе из столиц?

Из Лондонов, Парижей, Ницц!?»

Владимир Ленский: образован,

и опыт ( Аж в глазах! ), но книг,

из коих – он всю жизнь постиг...,

а с виду – строг, цивилизован,

да не с испорченной душой,

что отдавала добротой...

                      7

Наивностью, он весь искрился...,

а встретив, как-то, воспылал,

но здесь, Онегин, удивился:

«Не знаешь, парень, Света жал!»

Однако, Ленский, чтил затмение...,

где, средь надежд, нелепо зрение,

и столь абсурдна благодать...

И, уж за это ль, не послать?

Ведь простотою заполняя,

свою волнительную речь,

себя бы, Ленский, смог сберечь,

в другую жизнь, вдруг, проникая,

с вопросами: «... что ...? … для чего ...?»

И доброта б нашла его?

                      8

Романов полн и верил свято,

что скоро уж, он встретит ту,

с которой вместе, непредвзято,

найдут своей мечты звезду...,

столь веря в жизнь, что без презрения,

где правда – сутью изъявления...

и, средь примеров, жизнь Элит,

что всех, во Правде, защитит,

на Родине... и за границей...:

«Ведь Государство – Идеал!

Так Гоббс, в Учении, утверждал...»,

и он, с подобной небылицей

( Коль благи мысли, у детей! ),

всё рассуждал, средь пошлых дней...

                      9

Неправду, ложь, да с клеветою,

нутром своим не принимал,

а уж от ханжества, порою,

в расстройстве полном, убегал,

стремясь к изяществу Поэтов,

где Шиллер с Гёте, средь Эстетов,

в авторитете ( Спору нет! ), 

и вторить им – его обет,

чтоб получать на жизнь ответы...

и чувствовать полёт души,

где Равенство Свобод верши

и Братства почитай заветы!

И был порыв сей дерзок, смел

( Ведь Ленский – их баллады пел... )!

                      10

И негой истой раскрывалась,

его наивная душа,

где, простодушием, отражалась,

любовь большого малыша,

по книгам знавшей лишь разлуку...

А жизни, отстраняя муку,

сознание ведало ль печаль,

сестёр её..., кто скорбь..., вуаль...?

Но романтическая проза,

абсурдом заполняя день,

едва ли вызывала лень,

цветя во чтении, как роза...,

а с нею цвёл и наш Поэт,

в неполных восемнадцать лет...

                      11

Как и Онегин, Ленский лишним,

себя почувствовать уж смог,

хотя б, средь свадеб, с пиром пышным,

на фоне речи, чужд где слог,

при ограниченности взглядов...,

да через странный ряд обрядов,

что впору было вопросить:

«Ну как, такие, могут жить?»

И женский фактор, как проблема,

ведь Ленский – холост... и открыт,

а казус сей – им кровь бурлит,

к тому же – млад, чтоб «висла тема»,

и здесь – не спрятаться ему,

ведь связь полов — итог всему!

                      12

А этому напору – бездна,

по рангу коли, уж жених,

и отступать, здесь, бесполезно,

хоть он пытался..., но, от них,

не поубавилось попыток...

и ряду сексуальных пыток,

всё ж, уступил...- так страсти жгли

( Ведь девок – своры стерегли!!! )...

А он, занявший оборону,

лишь позволял себе, порой,

позывы шалости младой

( И королю, свою корону,

в момент интимный, должно снять... )...

Так в чём, Володю, обвинять?

                      13

И Ленский, пол державший женский,

с подобострастием...- в стороне,

сей город, полудеревенский,

к чертям послал, в кошмарном сне!

Но был, подспорьем, лишь Онегин

( А то – не местный МЭР, Телегин... )

и Ленский, дружбу с ним свести,

хотел... И их сошлись пути!

Но как различны были силы!

Хоть молодость брала свое...,

где шик решал, столичный, всё,

ведь им – Прованс Руси – дебилы!

И встреча – душ нашла Союз,

коль жизнь вокруг, что свинства блюз!

                      14

Увы, и в дружбе есть порочность,

когда враждебность — налицо...

А уж какая, к чёрту, прочность,

коль друг смеётся, да в лицо,

едва в беде ты оказался...?

А по нему – так ты зазнался!

И, с тем, достойно получай!

А с ним, беда, ты выручай!

Но знал Евгений, сих природу,

да и Бомонд, всё ж, подучил

( поскольку из таких и был... ),

и он, по племени, по роду,

друзей имел от жажды грёз,

но их не чтил, порой, всерьёз...

                      15

И Ленского, он принял с тактом,

как дозволяет Этикет...,

и монолога, долгим актом,

тот начал серию бесед...,

Онегин где внимал, учтиво,

а Ленский, вовсе не игриво,

всё продолжал, чеканя слог,

что удержать – никто б не смог!

И где, Онегин, слушал... в меру,

всё думая ( «Ведь он – дитя...,

кто в правду верит..., не шутя...» ) 

и, молча, всё курил... к примеру...,

но юность, с глупостью мозгов,

поддерживал в мечтах, меж слов...

                      16

Беседы оны продолжались...

и формой был, нередко, спор,

и монологи ускорялись

и обострялся разговор,

где оба знали то, иль это,

а темы стлались, без ответа,

где ночь и день, и жизнь и смерть,

ввергали мысли в круговерть...

И где, Владимир, с интересом,

Поэмы Севера читал...,

а их, Онегин, не знавал,

но наслаждался сим процессом...

и взор его, совсем не лгал,

а соучастием обдавал...

                      17

Но страсть в беседе, как ненастье,

иль камень словно, на пути,

и это было, как несчастье...,

но ведь, от темы, не уйти...

и, здесь, Онегин, колебался,

но в споре с Ленским, вдруг, сорвался,

начавши пошлый разговор,

скатившийся в вульгарный вздор,

о чувствах, что уходят разом,

да чрез измены, от обид...

и что такое слово стыд,

при развращённости с экстазом...,

ну, и о скотстве половом...

и Грантах, за него, потом!

                      18

Когда-нибудь и мы, в усмешке

( а время изменяет взгляд ),

лишь вспомним о любовной спешке...,

а грешной же любви, обряд,

теперь достанется потомкам...,

где страсти, снова, к Светкам, Томкам...,

да чрез страдания, без границ,

где ложь, угрозы с порчей лиц...,

разводы, дети, алименты...,

короче: проза-чистоган!

А кто-то – и в висок наган

( ловя душевные моменты... )

приставит ( ясно для чего... ),

ведь жизнь «достала», всё ж, его!

                      19

( «Едва ли юность так наивна...?

Его ж заносит через край!

Ну, ладно, Лирика интимна,

пусть друг, но всё же – раздолбай -

Князь Мышкин – Идиот!» ). Но Ленский,

всё распалялся. Образ женский,

он в обожании обнажал,

струясь в стихах..., где стиль ласкал...

( «Достала» уж его истома,

что в негу обращает слог....

Пора закончить монолог!» ) -

«Владимир, хочешь рюмку рома?

Оставим опыт – то – разврат...,

а юность – в нём – рабою..., брат!»

                      20

Но пыл Поэта крыл, как новью,

не ведая, знать, чувств границ,

средь клятв ( что книжные ), да с кровью,

а значимо – с падением ниц,

где восхищения от взгляда

( но то – банальная услада ),

и фраз нескромных круговерть

( А для младых стихов – то – смерть! ),

рвались чрез рифмы что, разливом,

где глупой лирики молва,

печалью стлалась и весьма,

средь истых слов, речитативом...,

где он – столь не испорчен был...

Но как Бомонд, о нём, забыл?

                      21

Итак, настал момент чудесный,

а мы же – близ любви черты,

где Ольга – самородок местный,

для Ленского, вполне, мечты,

явлением будто бы природы,

когда младые, благи годы...,

где встреча с Ней, и где Она -

Любви расцветшая весна...,

где снова встречи..., расставания...,

и где народная гульба

бубнит о свадьбе: « … то – судьба...»,

но оба где, в плену молчания...

и где ей лет – всего чуть-чуть,

но зрелость где, вершит свой путь!

                      22

Поэт, от Лирики да к Прозе,

свой взор с желанием обратил

с вопросом, в столь в нелепой позе:

«Я прежде жил или не жил?»...

И отмахнувшись от былого,

как будто начал видеть, снова,

ведь чувство явью, вдруг, взошло

и одиночество влекло...,

приобретая уж значение -

в сопоставлении двух начал -

душа рвалась где..., ум молчал,

чрез жизни переосмысление...,

в кой, может, чрез десяток лет,

и Ленский бы нашёл ответ!

                      23

Но Ольга привлекала парня...,

по крайней мере – красотой!

И он пылал к ней, как пекарня,

и мысли, томной пеленой,

летели, что Амура стрелы...

Но, видно, не точны прицелы...

Иль столь неопытна рука...

и злость срывалась с языка...

А Ольга, это понимая,

походкой и движением рук,

всё возбуждала сердца стук,

его желания распаляя...

Но Деву «кинем», до поры,

ведь старшей очередь, сестры...

                      24

Итак, Татьяна...- Имя ново,

бишь – для романа, лишь сейчас,

но непременно будет снова...

А я продолжу..., без прикрас,

об именах, которых много,

и мы их обсуждая, строго,

порой смеёмся иль грустим,

а иногда благодарим...

А некие, аж утверждают,

что имя связано с судьбой,

но...- если тяжбы с головой,

и мысли глупые всплывают...,

ведь выбор имени – кураж,

родни где боле, эпатаж! 

                      25

Так что же старшая, Татьяна?

И чем занятна, всё ж, она?

А между нами..., без обмана,

ведь красотой обделена...,

где бледность кожи и повадки

( среди движений, кои шатки ),

боязнью как бы – от всего,

но непонятно, отчего...

И нежной, столь чураясь, ласки,

боится будто, как огня

( В стеснениях себя ль виня,

что покраснеет от огласки? )...

И в одиночестве... грустит...,

всё дома..., у окна сидит...

                      26

Раздумья – то – её природа,

коль, в них, всегда погружена,

а осуждений же народа,

на этот счёт, не чтит она...

И не способна жить, в работе,

а уж тем паче, чтобы в поте,

и что бы не взялась вершить,

всё – в недоделках будет слыть...

Но, видно здесь, увы, влияние,

чрез мамы дух, давало сбой,

ведь часто – в проигрыше бой,

за кой, Герою, наказание,

а ей же – дочь, кто так верна,

но чересчур уж холодна...

                      27

И сёстры с детства отличались,

как будто род их был иной,

где Ольге, игры, жизнью стлались,

а вот Татьяне – мукой злой...

Где сны..., истории и сказки...,

вносили, в них, иные краски,

где для одной – проказы, смех!

А для другой – и мглу..., и грех...

И в куклы Таня не играла

( в отличии от грёз сестры ),

кто вечно жёг, из них, костры,

а старшая гася, скучала...,

и ей, усладой, был покой,

что дополнял себя тоской...

                      28

Влекома негой созерцания,

где, счастьем встречи, был рассвет

и неба далей содержания,

и звёзд уход, и бледный свет...,

и день ушедший, что наступит,

едва в права он, утром, вступит,

и жизнью понесётся вдаль...,

а для неё, опять, печаль...,

зима и стужа где, подруги,

протягивали руки к ней,

а светом лунным был елей,

во мглу ведущий, чрез испуги,

где лампы блёклой лишь, накал,

привычным бликом освещал...

                      29

И с младости, любви романы,

как Елисейские Поля,

с собою звали в грусти раны...,

но их лечили Франс..., Золя...

А у отца – иные мнения,

коль не был он силён, до чтения.

и книга – друг, среди друзей,

подарком не являлась к ней...

И снова тишь... И вечереет...

И пред Татьяной, вновь, роман,

в котором рок, любовь, обман...,

но и тепло..., ведь книга греет...

А мама – папина жена,

была в Флобера влюблена...

                      30

Флобер – любви её причина,

в восторгах:  «Чёрт его дери!»,

ведь как-никак, он – лишь мужчина,

но понял душу Бовари!? 

А с ней, на даче, «квася» вина,

им восхищалась стерва Нина,

ну, и конечно, дамы-вамп

пропели модный дифирамб...

Но, прозой книжных кавалеров,

Принц на коне, что грёз полёт...,

а муж реальный – анекдот,

кручиной ей, средь тьмы примеров,

где ждать любви, что чуда ждать,

ведь годы-птицы, чтоб терять...

                      31

Из женихов, не самый чудный...:

«Но где же лучший? Ты найди!

А коль не он... Кто? - Гей приблудный,

прибьётся псом что?! Вот и жди!»,

и сей жених, кто муж уж, ныне,

амбиций не имел в гордыне,

покинув шумный лик столиц,

ведь Слон, совсем, не любит Львиц!

Ну, а жена, в сей городишко

( где мужа родина была ),

приехала... и стала зла,

и умничала..., до излишка!

И вмиг: «Развод!», но муж..., жильё...,

а то, для женщин, уж своё!

                      32

И худо-бедно устоялась,

что называется семья...

Да и любовь, вдруг, состоялась

( О том болтали кумовья... ),

но спесь жены, едва ль природа,

в претензиях любого рода,

чрез гонор, что поверг любовь

( Явив, как «голубую кровь»! )...,

кто чувствуя себя хозяйкой

( а власть любая – негатив... ),

гоняла всех, чрез чувств порыв,

их называя сброда шайкой.

И мужа не брала в расчёт,

коль с ним жила – и то почёт!

                      33

И очень часто, аж орала,

ведь муж был чужд ей, вот и злость,

а в спальню двери запирала,

поскольку он: «Как в горле кость!»,

и с тем, слыла уж недотрогой

а, к недостойным, слишком строгой,

спесь предъявляя...- ну и ну...,

где the лишь ист, да жизнь, в Клину!

Но модой не пренебрегала,

к которой вечен был запрос...

А сколько тряпок...- Не вопрос!

И пусть – без меры...- Всё ей мало,

ведь шмоток не ценила шик,

в наборе их, что был велик!

                      34

Однако, муж, её любивший,

ведь человек был не плохой,

провинциал пусть, жизнь «сгубивший»,

как думала она, порой...

И полетели годы быта...,

семья была где, не забыта,

вниманием гостей, родни,

кто посещали, в блага дни...

И праздники и даты, просто,

в кругу семейном отмечать,

и балагурить и скучать,

и подниматься всем, для тоста...,

и всех до двери провожать,

устав к ночи, ложиться спать...

                      35

Хоть вносит шум и гам столица,

в провинциальный колорит,

но жизнь спокойней, здесь, струится

( Народу, знамо, в жилу - быт! )...

А бытие, увы, довлеет,

и от него – сознание зреет,

приобретая свой окрас, 

чрез точки зрения, подчас...

Так и обычай, средь привычек,

над разумом имея власть,

нам не даёт, совсем, пропасть,

от жизненных спасая стычек...,

так и на них, сей быт, влиял,

двоих – в одно объединял...

                      36

И год за годом шло их время...,

но умирает, всуе, муж...

и, здесь, жена, уж ценит бремя,

слезами невозвратных луж...,

а с ней и дети, и соседи

его оплакали... Из снеди

родни, поминок, собран стол...

А он – в небытие ушёл...

и похоронен... Быстротечно

мелькают даты... Но слова,

что над могилою, едва,

гласят, в надгробье, столь сердечно:

«Д. Ларин...- папа... и супруг...

Ты нас оставил... в скорби..., вдруг...»

                      37

Владимир Ленский, в грусти чувства,

по кладбищу – в раздумьях шёл...

и средь могил, как тщет искусства,

случайно, на одну набрёл...,

фамилию увидев..., образ...,

и Ольги, вдруг, возник прообраз,

застлав сознание...: «Русь! Судьба!

Как вечная, в кругах, ходьба!

А он мог стать мне тестем, вскоре!

Но не бессмертны, всё же, мы!

И годы – не берут взаймы,

ведь жизни – не безбрежно море!

А он – Отец, Любви Большой!»,

и Ленский дань послал, строфой...

                      38

И вспомнил мать..., отца..., и скупо,

скатилась по щеке слеза...:

«Ведь их уж нет! Печально..., глупо...»,

и содрогнулись, вмиг, глаза...,

через рыдания, со стоном...

А мы, каким живём законом,

что свыше, кем-то, нам вручён?  

И для чего, вообще, живём? -

Как Рока – мелкие явления... 

Когда и мысли загрустят...:

Ведь нас, со временем, сместят

другие, всуе, поколения...

и канут в вечность, без имён...,

лишь чередуя плоти стон...

                      39

И наполняют жизнь мне, грёзы...,

зовя, в прострации, к мечтам...,

где, в тщетности, ничтожность прозы,

я отношу к своим делам...,

среди надежд былых, в вуали,

и лет ушедших ( как печали ),

что, уж в тревогах, не снуют...,

а я теряюсь, меж их пут...

Но слыть, во времени, молвою,

небрежным жестом от похвал,

я б с удовольствием желал,

судьбе – в отместку... и не скрою!

И память чья-то, пусть с тоской,

в себе оставит образ мой...

                      40

И кто-нибудь, с молвою тою,

услышит, строф журчания, звук...

Иль бросит чтиво...- Знать, не стою,

я времени потери мук!

А коль понравлюсь..., то – Поэтом,

объятым лучезарным светом,

я назван буду, на года...

А нет...- уйду...- И не беда!

И пусть, Читатель, незнакомый,

прочтёт, небрежно, сей посыл...,

кой, всё же, для него творил,

чтоб он, Стихами, стал ведомый,

ведь в благодатную молву,

впускаю Опуса Главу!