Сумасшествие

Мне кажется, что я сошёл с ума,

Вчера писал: "Жена чужая – гадость",

Сегодня о другом: "Она – сума,

"Нести" которую такая сладость!"



Противоречью моему предела нет.

Я то люблю её, то дико ненавижу.

Хочу забыть, но огненный портрет,

Проснувшись по утру, я вижу.



В душе моей смятенье, кутерьма,

Я ночь и день уже не замечаю.

Всё перепуталось: и свет и тьма,

Я именем чужим супругу величаю.



И хочется мне волком выть,

Так тошно в этот миг бывает

И хочется злодейку ту забыть,

Она ж меня никак не отпускает.



Приходит на свидание ко мне,

Когда я крепко-крепко засыпаю

И пусть не наяву, а лишь во сне

Я азбуку любви с ней постигаю.



Вот снится мне тревожный сон,

Жену чужую я в ночи ласкаю,

Да разных мелочей реален он,

Что нереального я в нём не замечаю.



Художник – я, она – мольберт,

Я красками мольберт тот покрываю

И наслажденью моему названья нет,

Когда я краски языком снимаю.



Бежит по телу розовый язык,

О кожу нежную он плотно трётся,

Бежит то наискось, то напрямик

И след за ним широкий остаётся.



Легко и радостно язык бежит,

Шершавой страстью кожу обжигая,

И женщина от сладости дрожит

То, вздрагивая вдруг, то замирая.



Колени гладкие я нежно развожу

И пава ласкам без остатка отдаётся,

Цветок любви я сладостно лижу

И сок густой из недр потоком льётся.



А утром просыпаюсь весь в поту,

Великий грех ласкать жену чужую,

Но вспоминая, павы наготу,

С ней наяву я согрешить рискую.



И вновь любовь рождается во мне

И сердце учащённо бьётся,

Хочу ласкаться с ней и не во сне,

Но это мне никак не удаётся.



Тупая боль, тревога, пустота

И сердце рвётся, а душа страдает,

Но вот беда принцесса та

Моих страданий до конца не понимает.



И вновь пишу: "К чужой ласкаться грех",

В который раз её не замечаю,

Вновь игнорирую её при всех

И сам от этого ещё сильней страдаю…