На смерть Цины (473 опус)

Яков Есепкин



На смерть Цины



Четыреста семьдесят третий опус



Грасс не вспомнит, Версаль не почтит,

Хрисеида в алмазах нелепа,

Эльф ли темный за нами летит,

Ангел бездны со адского склепа.



Но легки огневые шелка,

Всё лиются бордосские вина,

И валькирий юдоль высока,

Станет дщерям хмельным кринолина.



Лишь картонные эти пиры

Фьезоланские нимфы оставят,

Лак стечет с золотой мишуры,

Аще Иды во хвое лукавят.





Четыреста семьдесят четвертый опус



Всех и выбили нощных певцов,

Сумасшедшие Музы рыдают,

Ангелочки без тонких венцов

Царств Парфянских шелка соглядают.



Хорошо днесь каменам пустым

Бранденбургской ореховой рощи

Бить червницы и теням витым

Слать атрамент во сень Людогощи.



Веселитесь, Цилии, одно,

Те демоны влеклись не за вами,

Серебристое пейте ж вино,

Украшенное мертвыми львами.





Четыреста семьдесят пятый опус



Подвенечные платья кроты

Сотаили для моли в комодах,

Цахес зол, а пурпурные рты

Шелкопрядов толкуют о модах.



Се камелии, нежат они

Дам бальзаковских лет и служанок,

Тайно Эстер манили огни

К юной Кэри от вей парижанок.



Источись, вековая тоска,

Нас оплакали суе теноры,

Падшей оперы столь высока

И лиются под ней фа миноры.





Четыреста семьдесят шестой опус



Тайной вечери бледных детей

Берегут фарисеи теченье,

Вьются локоны близу ногтей,

Свечки смерти вершат обрученье.



Орлеанскую деву любить

Розокудрым вольготно амурам,

Разве детки венечных убить

И могли насмех угличским курам.



Бьют начиние, трюфли едят,

Пьют не чокаясь фата-морганы,

И кровавые тени следят

В царских операх Юзы и Ханы.