Главная ⇒ Переводы и стихи на др. языках ⇒ Александр Блок на английском языке
Александр Блок на английском языке
Автор: Алик Вагапов
AlexanderBlok
1880-1924
Collection of Poems
Translated from the Russian by Alec Vagapov
==============================
Содержание
Table of Contents
1. Ты много жил, я больше пел...
2. Пусть рассвет глядит нам в очи…
3. В ночи, когда уснет тревога…
4. Усталый от дневных блужданий…
5. О, как безумно за окном…
6. Мы были вместе, помню я...
7. Прошедших дней немеркнущим сияньем
8. Предчувствую Тебя. Года проходят…
9. Жизнь медленная шла, как старая гадалка…
10. Я, отрок, зажигаю свечи…
11. Покраснели и гаснут ступени…
12. Мы встречались с тобой на закате…
13. Бегут неверные дневные тени…
14. Когда я стал дряхлеть и стынуть…
15. Когда я уйду на покой от времен…
16. Девушка пела в церковном хоре…
17. Она веселой невестой была…
18. Не строй жилищ у речных излучин…
19. Прошли года, но ты - всё та же…
20. Незнакомка
21. Ангел-хранитель
22. Так окрыленно, так напевно…
23. Везде - над лесом и над пашней…
24. Зачатый в ночь, я в ночь рожден…
25. Твое лицо мне так знакомо
26. Когда вы стоите на моем пути…
27. О доблестях, о подвигах, о славе…
28. Она, как прежде, захотела…
29. Ночь - как ночь, и улица пустынна…
30. Россия
31. Двойник
32. Ты так светла, как снег невинный.
33. Под шум и звон однообразный…
34. Я коротаю жизнь мою….
35. В ресторане
36. К Музе
37. И вновь - порывы юных лет…
38. Благословляю всё, что было…
39. Мой бедный, мой далекий друг!...
40. Миры летят. Года летят…
41. Я вижу блеск, забытый мной…
42. Мы забыты, одни на земле
43. О, нет! не расколдуешь сердца ты…
44. Я - Гамлет. Холодеет кровь…
45. Земное сердце стынет вновь…
46. Была ты всех ярче, верней и прелестней…
47. Пусть я и жил, не любя
48. Коршун 1. I Haven’t Lived So Long As You…
2. Let The Dawn Keep Shining Out…
3. At Night When Troubles Settle Down…
4. Run-Down And Worn From Daily Rambles…
5. Oh What A Storm! It’s Like Insane…
6. We Were Together, I Recall…
7. The Way It Used To Be, My Heart Is Lighted
8. Anticipating You, As Years Go By…
9. Life Slowly Moved Like A Mature …
10. I Am A Boy, I Light A Candle
11. Turning Red, Temple Stairs Are Fading
12. I Recall, We Would Date At Sundown...
13. Obscure Daily Shadows Run About…
14. As I Was Growing Old And Fading
15. So When I Retire From The Timeline Stream…
16. The Girl As Singing In A Church Choir...
17. A Cheerful Bride, She Was Happy And Gay…
18. Don’t Build A House By A Drowned Current …
19. With Years You Haven’t Changed, My Fair…
20. The Unknown Lady
21. The Guardia Angel
22. With Inspiration And Such Sweetness
23. Above The Forest, Field And Meadow…
24. At Night I Was Conceived And Born….
25. I Know Your Face So Well, My Fair…
26. When You Are On My Way…
27. I Would Forget About Courage, Winning…
28. The Way She Did Before, She Wanted…
29. Streets Were Empty, It Was Just Another
30. Russia
31. The Double
32. You Are As Bright As Snow, My Dear...
33. To boring, tedious noise and ringing
34. I while away my reckless life…
35. At the Restaurant
36. To Muse
37. There is impulsive youth again…
38. I Bless My Lucky Stars Above…
39. My friend, you’ll understand, of course!
40. Worlds, Years Go By. The Universe Is Bare…
41. I see the long forgotten blaze
42. You and I are forlorn, I presume.
43. Oh No ! You Cannot Disenchant My Heart…
44. I’m Hamlet. And My Blood Runs Cold…
45. My Earthly Heart Gets Cold And All…
46. You were the fairest of all, no denying…
47. Although I Have Never Loved…
48. The Kite
Ты много жил, я больше пел...
Ты испытал и жизнь и горе,
Ко мне незримый дух слетел,
Открывший полных звуков море...
Твоя душа уже в цепях;
Ее коснулись вихрь и бури;
Моя - вольна: так тонкий прах
По ветру носится в лазури.
Мой друг, я чувствую давно,
Что скоро жизнь меня коснется...
Но сердце в землю снесено
И никогда не встрепенется!
Когда устанем на пути,
И нас покроет смрад туманный,
Ты отдохнуть ко мне приди,
А я - к тебе, мой друг желанный!
Февраль - март 1898
***
Пусть рассвет глядит нам в очи,
Соловей поет ночной,
Пусть хоть раз во мраке ночи
Обовью твой стан рукой.
И челнок пойдет, качаясь
В длинных темных камышах,
Ты прильнешь ко мне, ласкаясь,
С жаркой страстью на устах.
Пой любовь, пусть с дивной песней
Голос льется все сильней,
Ты прекрасней, ты прелестней,
Чем полночный соловей!...
Май 1898 (3 марта 1921)
***
В ночи, когда уснет тревога,
И город скроется во мгле —
О, сколько музыки у бога,
Какие звуки на земле!
Что буря жизни, если розы
Твои цветут мне и горят!
Что человеческие слезы,
Когда румянится закат!
Прими, Владычица вселенной,
Сквозь кровь, сквозь муки, сквозь гроба —
Последней страсти кубок пенный
От недостойного раба!
1898 (2 июня 1919)
***
Усталый от дневных блужданий
Уйду порой от суеты
Вспомнить язвы тех страданий,
Встревожить прежние мечты...
Когда б я мог дохнуть ей в душу
Весенним счастьем в зимний день!
О, нет, зачем, зачем разрушу
Ее младенческую лень?
Довольно мне нестись душою
К ее небесным высотам,
Где счастье брезжит нам порою,
Но предназначено - не нам.
30 октября 1898
* * *
Вы, бедные, нагие несчастливцы.
Лир
О, как безумно за окном
Ревет, бушует буря злая,
Несутся тучи, льют дождем,
И ветер воет, замирая!
Ужасна ночь! В такую ночь
Мне жаль людей, лишенных крова,
И сожаленье гонит прочь -
В объятья холода сырого!..
Бороться с мраком и дождем,
Страдальцев участь разделяя...
О, как безумно за окном
Бушует ветер, изнывая!
24 августа 1899
***
Мы были вместе, помню я...
Ночь волновалась, скрипка пела...
Ты в эти дни была - моя,
Ты с каждым часом хорошела...
Сквозь тихое журчанье струй,
Сквозь тайну женственной улыбки
К устам просился поцелуй,
Просились в сердце звуки скрипки...
9 марта 1899 (апрель 1918)
***
Прошедших дней немеркнущим сияньем
Душа, как прежде, вся озарена.
Но осень ранняя, задумчиво грустна,
Овеяла меня тоскующим дыханьем.
Близка разлука. Ночь темна.
А все звучит вдали, как в те младые дни.
Мои грехи в твоих святых молитвах,
Офелия, о нимфа, помяни.
И полнится душа тревожно и напрасно
Воспоминаньем дальным и прекрасным.
28 мая 1900
***
И тяжкий сон житейского сознанья
Ты отряхнешь, тоскуя и любя.
Вл. Соловьев
Предчувствую Тебя. Года проходят мимо -
Всё в облике одном предчувствую Тебя.
Весь горизонт в огне - и ясен нестерпимо,
И молча жду, - тоскуя и любя.
Весь горизонт в огне, и близко появленье,
Но страшно мне: изменишь облик Ты,
И дерзкое возбудишь подозренье,
Сменив в конце привычные черты.
О, как паду - и горестно, и низко,
Не одолев смертельные мечты!
Как ясен горизонт! И лучезарность близко.
Но страшно мне: изменишь облик Ты.
4 июня 1901. С. Шахматово
***
Жизнь медленная шла, как старая гадалка,
Таинственно шепча забытые слова.
Вздыхал о чем-то я, чего-то было жалко,
Какою-то мечтой горела голова.
Остановясь на перекрестке, в поле,
Я наблюдал зубчатые леса.
Но даже здесь, под игом чуждой воли,
Казалось, тяжки были небеса.
И вспомнил я сокрытые причины
Плененья дум, плененья юных сил.
А там, вдали - зубчатые вершины
День отходящий томно золотил...
Весна, весна! Скажи, чего мне жалко?
Какой мечтой пылает голова?
Таинственно, как старая гадалка,
Мне шепчет жизнь забытые слова.
16 марта, 1902
***
Имеющий непесту есть жених; а
друг жениха, стоящий и внимаю-
щий ему, радосгью радуется,
слыша голос жениха.
От Иоанна, III, 29
Я, отрок, зажигаю свечи,
Огонь кадильный берегу.
Она без мысли и без речи
На том смеется берегу.
Люблю вечернее моленье
У белой церкви над рекой,
Передзакатное селенье
И сумрак мутно-голубой.
Покорный ласковому взгляду,
Любуюсь тайной красоты,
И за церковную ограду
Бросаю белые цветы.
Падет туманная завеса.
Жених сойдет из алтаря.
И от вершин зубчатых леса
Забрежжит брачная заря.
7 июля 1902
***
Покраснели и гаснут ступени.
Ты сказала сама: "Приду".
У входа в сумрак молений
Я открыл мое сердце. - Жду-
Что скажу я тебе - не знаю.
Может быть, от счастья умру.
Но, огнем вечерним сгорая,
Привлеку и тебя к костру.
Расцветает красное пламя.
Неожиданно сны сбылись.
Ты идешь. Над храмом, над нами -
Беззакатная глубь и высь.
25 декабря 1902
***
Мы встречались с тобой на закате.
Ты веслом рассекала залив.
Я любил твое белое платье,
Утонченность мечты разлюбив.
Были странны безмолвные встречи.
Впереди - на песчаной косе
Загорались вечерние свечи.
Кто-то думал о бледной красе.
Приближений, сближений, cгораний -
Не приемлет лазурная тишь...
Мы встречались в вечернем тумане,
Где у берега рябь и камыш.
Ни тоски, ни любви, ни обиды,
Всё померкло, прошло, отошло..
Белый стан, голоса панихиды
И твое золотое весло.
13 мая, 1902 г.
***
С. Соловьеву
Бегут неверные дневные тени.
Высок и внятен колокольный зов.
Озарены церковные ступени,
Их камень жив - и ждет твоих шагов.
Ты здесь пройдешь, холодный камень тронешь,
Одетый страшной святостью веков,
И, может быть, цветок весны уронишь
Здесь, в этой мгле, у строгих образов.
Растут невнятно розовые тени,
Высок и внятен колокольный зов,
Ложится мгла на старые ступени....
Я озарен - я жду твоих шагов.
4 января 1902
***
Когда я стал дряхлеть и стынуть,
Поэт, привыкший к сединам,
Мне захотелось отодвинуть
Конец, сужденный старикам.
И я опять, больной и хилый,
Ищу счастливую звезду.
Какой-то образ, прежде милый,
Мне снится в старческом бреду,
Быть может, память изменила,
Но я не верю в эту ложь,
И ничего не пробудила
Сия пленительная дрожь.
Все эти россказни далече -
Они пленяли с юных лет,
Но старость мне согнула плечи,
И мне смешно, что я поэт...
Устал я верить жалким книгам
Таких же розовых глупцов!
Проклятье снам! Проклятье мигам
Моих пророческих стихов!
Наедине с самим собою
Дряхлею, сохну, душит злость,
И я морщинистой рукою
С усильем поднимаю трость...
Кому поверить? С кем мириться?
Врачи, поэты и попы...
Ах, если б мог я научиться
Бессмертной пошлости толпы!
4 июня 1903 Bad Nauheim
***
Когда я уйду на покой от времен,
Уйду от хулы и похвал,
Ты вспомни ту нежность, тот ласковый сон,
Которым я цвел и дышал.
Я знаю, не вспомнишь Ты, Светлая, зла,
Которое билось во мне,
Когда подходила Ты, стройно бела,
Как лебедь, к моей глубине.
Не я возмущал Твою гордую лень -
То чуждая сила его.
Холодная туча смущала мой день, -
Твой день был светлей моего.
Ты вспомнишь, когда я уйду на покой,
Исчезну за синей чертой, -
Одну только песню, что пел я с Тобой,
Что Ты повторяла за мной.
1 ноября 1903
***
Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.
Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у царских врат,
Причастный тайнам,- плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
Август 1905
***
Она веселой невестой была.
Но смерть пришла. Она умерла.
И старая мать погребла ее тут.
Но церковь упала в зацветший пруд.
Над зыбью самых глубоких мест
Плывет один неподвижный крест.
Миновали сотни и сотни лет,
А в старом доме юности нет.
И в доме, уставшем юности ждать,
Одна осталась старая мать.
Старуха вдевает нити в иглу.
Тени нитей дрожат на светлом полу.
Тихо, как будет. Светло, как было.
И счет годин старуха забыла.
Как мир, стара, как лунь, седа.
Никогда не умрет, никогда, никогда...
А вдоль комодов, вдоль старых кресел
Мушиный танец всё так же весел,
И красные нити лежат на полу,
И мышь щекочет обои в углу.
В зеркальной глуби - еще покой
С такой же старухой, как лунь, седой,
И те же нити, и те же мыши,
И тот же образ смотрит из ниши -
В окладе темном - темней пруда,
Со взором скромным - всегда, всегда...
Давно потухший взгляд безучастный,
Клубок из нитей веселый, красный...
И глубже, и глубже покоев ряд,
И в окна смотрит всё тот же сад,
Зеленый, как мир; высокий, как ночь;
Нежный, как отошедшая дочь...
"Вернись, вернись. Нить не хочет тлеть.
Дай мне спокойно умереть".
3 июня 1905
***
Г. Чулкову
Не строй жилищ у речных излучин,
Где шумной жизни заметен рост,
Поверь, конец всегда однозвучен,
Никому не понятен и торжественно прост.
Твоя участь тиха, как рассказ вечерний,
И душой одинокой ему покорись.
Ты иди себе, молча, к какой хочешь вечерне,
Где душа твоя просит, там молись.
Кто придет к тебе, будь он, как ангел, светел,
Ты прими его просто, будто видел во сне,
И молчи без конца, чтоб никто не заметил,
Кто сидел на скамье, промелькнул в окне.
И никто не узнает, о чем молчанье,
И о чем спокойных дум простота.
Да. Она придет. Забелеет сиянье.
Без вины прижмет к устам уста.
Июнь 1905
Я знал ее еще тогда,
В те баснословные года
Тютчев
Прошли года, но ты - всё та же:
Строга, прекрасна и ясна;
Лишь волосы немного глаже,
И в них сверкает седина.
А я - склонен над грудой книжной,
Высокий, сгорбленный старик, -
С одною думой непостижной
Смотрю на твой спокойный лик.
Да. Нас года не изменили.
Живем и дышим, как тогда,
И, вспоминая, сохранили
Те баснословные года...
Их светлый пепел - в длинной урне.
Наш светлый дух - в лазурной мгле.
И всё чудесней, всё лазурней -
Дышать прошедшим на земле.
30 мая 1906
НЕЗНАКОМКА
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной
Как я, смирен и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
In vino veritas!- кричат.
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
24 апреля 1906, Озерки
Примечания
1. In vino veritas! — Истина — в вине! (лат.)
Ангел-хранитель
Люблю Тебя, Ангел-Хранитель во мгле.
Во мгле, что со мною всегда на земле.
За то, что ты светлой невестой была,
За то, что ты тайну мою отняла.
За то, что связала нас тайна и ночь,
Что ты мне сестра, и невеста, и дочь.
За то, что нам долгая жизнь суждена,
О, даже за то, что мы - муж и жена!
За цепи мои и заклятья твои.
За то, что над нами проклятье семьи.
За то, что не любишь того, что люблю.
За то, что о нищих и бедных скорблю.
За то, что не можем согласно мы жить.
За то, что хочу и смею убить -
Отмстить малодушным, кто жил без огня,
Кто так унижал мой народ и меня!
Кто запер свободных и сильных в тюрьму,
Кто долго не верил огню моему.
Кто хочет за деньги лишить меня дня,
Собачью покорность купить у меня...
За то, что я слаб и смириться готов,
Что предки мои - поколенье рабов,
И нежности ядом убита душа,
И эта рука не поднимет ножа...
Но люблю я тебя и за слабость мою,
За горькую долю и силу твою.
Что огнем сожжено и свинцом залито -
Того разорвать не посмеет никто!
С тобою смотрел я на эту зарю -
С тобой в эту черную бездну смотрю.
И двойственно нам приказанье судьбы:
Мы вольные души! Мы злые рабы!
Покорствуй! Дерзай! Не покинь! Отойди!
Огонь или тьма - впереди?
Кто кличет? Кто плачет? Куда мы идем?
Вдвоем - неразрывно - навеки вдвоем!
Воскреснем? Погибнем? Умрем?
17 августа 1906
***
Так окрыленно, так напевно
Царевна пела о весне.
И я сказал: "Смотри, царевна,
Ты будешь плакать обо мне".
Но руки мне легли на плечи,
И прозвучало: "Нет. Прости.
Возьми свой меч. Готовься к сече.
Я сохраню тебя в пути.
Иди, иди, вернешься молод
И долгу верен своему.
Я сохраню мой лед и холод,
Замкнусь в хрустальном терему.
И будет радость в долгих взорах,
И тихо протекут года.
Вкруг замка будет вечный шорох,
Во рву - прозрачная вода...
Да, я готова к поздней встрече,
Навстречу руки протяну
Тебе, несущему из сечи
На острие копья - весну".
Даль опустила синий полог
Над замком, башней и тобой.
Прости, царевна. Путь мой долог.
Иду за огненной весной.
Октябрь 1906
***
Везде - над лесом и над пашней,
И на земле, и на воде
Такою близкой и вчерашней
Ты мне являешься - везде.
Твой стан под душной летней тучей,
Твой стан, закутанный в меха,
Всегда пою - всегда певучий,
Клубясь туманами стиха.
И через годы, через воды,
И на кресте, и во хмелю,
Тебя, Дитя моей свободы,
Подруга Светлая, люблю.
8 июля 1907
***
Зачатый в ночь, я в ночь рожден,
И вскрикнул я, прозрев:
Так тяжек матери был стон,
Так черен ночи зев.
Когда же сумрак поредел,
Унылый день повлек
Клубок однообразных дел,
Безрадостный клубок.
Что быть должно - то быть должно,
Так пела с детских лет
Шарманка в низкое окно,
И вот - я стал поэт.
Влюбленность расцвела в кудрях
И в ранней грусти глаз.
И был я в розовых цепях
У женщин много раз.
И всё, как быть должно, пошло
Любовь, стихи, тоска:
Всё приняла в свое русло
Спокойная река.
Как ночь слепа, так я был слеп
И думал жить слепой...
Но раз открыли темный склеп,
Сказали: Бог с тобой.
В ту ночь был белый ледоход,
Разлив осенних вод.
Я думал: - Вот, река идет.
И я пошел вперед.
В ту ночь река во мгле была,
И в ночь и в темноту
Та - незнакомая - пришла
И встала на мосту.
Она была - живой костер
Из снега и вина.
Кто раз взглянул в желанный взор,
Тот знает, кто она.
И тихо за руку взяла
И глянула в лицо.
И маску белую дала
И светлое кольцо.
"Довольно жить, оставь слова,
Я, как метель, звонка,
Иною жизнию жива,
Иным огнем ярка".
Она зовет. Она манит.
В снегах земля и твердь.
Что мне поет? Что мне звенит?
Иная жизнь? Глухая смерть?
12 апреля 1907
***
Твое лицо мне так знакомо,
Как будто ты жила со мной.
В гостях, на улице и дома
Я вижу тонкий профиль твой.
Твои шаги звенят за мною,
Куда я ни войду, ты там.
Не ты ли легкою стопою
За мною ходишь по ночам?
Не ты ль проскальзываешь мимо,
Едва лишь в двери загляну,
Полувоздушна и незрима,
Подобна виденному сну?
Я часто думаю, не ты ли
Среди погоста, за гумном,
Сидела, молча, на могиле
В платочке ситцевом своем?
Я приближался - ты сидела,
Я подошел - ты отошла,
Спустилась к речке и запела.
На голос твой колокола
Откликнулись вечерним звоном.
И плакал я, и робко ждал...
Но за вечерним перезвоном
Твой милый голос затихал...
Еще мгновенье - нет ответа,
Платок мелькает за рекой...
Но знаю горестно, что где-то
Еще увидимся с тобой.
1 августа 1908
***
Когда вы стоите на моем пути,
Такая живая, такая красивая,
Но такая измученная,
Говорите всё о печальном,
Думаете о смерти,
Никого не любите
И презираете свою красоту,-
Что же? Разве я обижу вас?
О, нет! Ведь я не насильник,
Не обманщик и не гордец,
Хотя много знаю,
Слишком много думаю с детства
И слишком занят собой.
Ведь я - сочинитель,
Человек, называющий всё по имени,
Отнимающий аромат у живого цветка.
Сколько ни говорите о печальном,
Сколько ни размышляйте о концах и началах
Всё же я смею думать,
Что вам только пятнадцать лет.
И потому я хотел бы,
Чтобы вы влюбились в простого человека,
Который любит землю и небо
Больше, чем рифмованные и нерифмованные
Речи о земле и о небе.
Право, я буду рад за вас,
Так как - только влюбленный
Имеет право на звание человека.
6 февраля 1908
Россия
Опять, как в годы золотые,
Три стертых треплются шлеи,
И вязнут спицы росписные
В расхлябанные колеи...
Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые -
Как слезы первые любви!
Тебя жалеть я не умею
И крест свой бережно несу...
Какому хочешь чародею
Отдай разбойную красу!
Пускай заманит и обманет, -
Не пропадешь, не сгинешь ты,
И лишь забота затуманит
Твои прекрасные черты...
Ну что ж? Одной заботой боле -
Одной слезой река шумней,
А ты всё та же - лес, да поле,
Да плат узорный до бровей...
И невозможное возможно,
Дорога долгая легка,
Когда блеснет в дали дорожной
Мгновенный взор из-под платка,
Когда звенит тоской острожной
Глухая песня ямщика!..
18 октября 1908
***
Ты так светла, как снег невинный.
Ты так бела, как дальний храм.
Не верю этой ночи длинной
И безысходным вечерам.
Своей душе, давно усталой,
Я тоже верить не хочу.
Быть может, путник запоздалый,
В твой тихий терем постучу.
За те погибельные муки
Неверного сама простишь,
Изменнику протянешь руки,
Весной далекой наградишь.
8 ноября 1908
***
О доблестях, о подвигах, о славе
Я забывал на горестной земле,
Когда твое лицо в простой оправе
Передо мной сияло на столе.
Но час настал, и ты ушла из дому.
Я бросил в ночь заветное кольцо.
Ты отдала свою судьбу другому,
И я забыл прекрасное лицо.
Летели дни, крутясь проклятым роем.,
Вино и страсть терзали жизнь мою...
И вспомнил я тебя пред аналоем,
И звал тебя, как молодость свою...
Я звал тебя, но ты не оглянулась,
Я слезы лил, но ты не снизошла;
Ты в синий плащ печально завернулась,
В сырую ночь ты из дому ушла.
Не знаю, где приют своей гордыне
Ты, милая, ты, нежная, нашла...
Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий,
В котором ты в сырую ночь ушла...
Уж не мечтать о нежности, о славе,
Все миновалось, молодость прошла!
Твое лицо в его простой оправе
Своей рукой убрал я со стола.
30 декабря 1908
***
Она, как прежде, захотела
Вдохнуть дыхание свое
В мое измученное тело,
В мое холодное жилье.
Как небо, встала надо мною,
А я не мог навстречу ей
Пошевелить больной рукою,
Сказать, что тосковал о ней...
Смотрел я тусклыми глазами,
Как надо мной она грустит,
И больше не было меж нами
Ни слов, ни счастья, ни обид...
Земное сердце уставало.
Так много лет, так много дней...
Земное счастье запоздало
На тройке бешеной своей!
Я, наконец, смертельно болен,
Дышу иным, иным томлюсь,
Закатом солнечным доволен
И вечной ночи не боюсь...
Мне вечность заглянула в очи,
Покой на сердце низвела,
Прохладной влагой синей ночи
Костер волненья залила...
30 июля 1908
***
Ночь - как ночь, и улица пустынна.
Так всегда!
Для кого же ты была невинна
И горда?
Лишь сырая каплет мгла с карнизов.
Я и сам
Собираюсь бросить злобный вызов
Небесам.
Все на свете, все на свете знают:
Счастья нет.
И который раз в руках сжимают
Пистолет!
И который раз, смеясь и плача,
Вновь живут!
День - как день; ведь решена задача:
Все умрут.
4 ноября 1908
***
Под шум и звон однообразный,
Под городскую суету
Я ухожу, душою праздный,
В метель, во мрак и в пустоту.
Я обрываю нить сознанья
И забываю, что' и как...
Кругом - снега, трамваи, зданья,
А впереди - огни и мрак.
Что', если я, завороженный,
Сознанья оборвавший нить,
Вернусь домой уничиженный, -
Ты можешь ли меня простить?
Ты, знающая дальней цели
Путеводительный маяк,
Простишь ли мне мои метели,
Мой бред, поэзию и мрак?
Иль можешь лучше: не прощая,
Будить мои колокола,
Чтобы распутица ночная
От родины не увела?
2 февраля 1909
Двойник
Однажды в октябрьском тумане
Я брел, вспоминая напев.
(О, миг непродажных лобзаний!
О, ласки некупленных дев!)
И вот - в непроглядном тумане
Возник позабытый напев.
И стала мне молодость сниться,
И ты, как живая, и ты...
И стал я мечтой уноситься
От ветра, дождя, темноты...
(Так ранняя молодость снится.
А ты-то, вернешься ли ты?)
Вдруг вижу - из ночи туманной,
Шатаясь, подходит ко мне
Стареющий юноша (странно,
Не снился ли мне он во сне?),
Выходит из ночи туманной
И прямо подходит ко мне.
И шепчет: "Устал я шататься,
Промозглым туманом дышать,
В чужих зеркалах отражаться
И женщин чужих целовать..."
И стало мне странным казаться,
Что я его встречу опять...
Вдруг - от улыбнулся нахально,
И нет близ меня никого...
Знаком этот образ печальный,
И где-то я видел его...
Быть может, себя самого
Я встретил на глади зеркальной?
Октябрь 1909
***
Я коротаю жизнь мою.
Мою безумную, глухую:
Сегодня - трезво торжествую,
А завтра - плачу и пою.
Но если гибель предстоит?
Но если за моей спиною
Тот - необъятною рукою
Покрывший зеркало - стоит?..
Блеснет в глаза зеркальный свет,
И в ужасе, зажмуря очи,
Я отступлю в ту область ночи,
Откудавозвращеньянет...
17 сентября 1910
В РЕСТОРАНЕ
Никогда не забуду (он был, или не был,
Этот вечер): пожаром зари
Сожжено и раздвинуто бледное небо,
И на желтой заре - фонари.
Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе черную розу в бокале
Золотого, как небо, аи.
Ты взглянула. Я встретил смущенно и дерзко
Взор надменный и отдал поклон.
Обратясь к кавалеру, намеренно резко
Ты сказала: "И этот влюблен".
И сейчас же в ответ что-то грянули струны,
Исступленно запели смычки...
Но была ты со мной всем презрением юным,
Чуть заметным дрожаньем руки...
Ты рванулась движеньем испуганной птицы,
Ты прошла, словно сон мой легка...
И вздохнули духи, задремали ресницы,
Зашептались тревожно шелка.
Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала
И, бросая, кричала: "Лови!.."
А монисто бренчало, цыганка плясала
И визжала заре о любви.
19 апреля, 1910
***
И вновь - порывы юных лет,
И взрывы сил, и крайность мнений...
Но счастья не было - и нет.
Хоть в этом больше нет сомнений!
Пройди опасные года.
Тебя подстерегают всюду.
Но если выйдешь цел - тогда
Ты, наконец, поверишь чуду,
И, наконец, увидишь ты,
Что счастья и не надо было,
Что сей несбыточной мечты
И на полжизни не хватило,
Что через край перелилась
Восторга творческого чаша,
Что все уж не мое, а наше,
И с миром утвердилась связь,-
И только с нежною улыбкой
Порою будешь вспоминать
О детской той мечте, о зыбкой,
Что счастием привыкли звать!
1912
***
Благословляю всё, что было,
Я лучшей доли не искал.
О, сердце, сколько ты любило!
О, разум, сколько ты пылал!
Пускай и счастие и муки
Свой горький положили след,
Но в страстной буре, в долгой скуке -
Я не утратил прежний свет.
И ты, кого терзал я новым,
Прости меня. Нам быть - вдвоем.
Всё то, чего не скажешь словом,
Узнал я в облике твоем.
Глядят внимательные очи,
И сердце бьет, волнуясь, в грудь,
В холодном мраке снежной ночи
Свой верный продолжая путь.
15 января 1912
К МУЗЕ
Есть в напевах твоих сокровенных
Роковая о гибели весть.
Есть проклятье заветов священных,
Поругание счастия есть.
И такая влекущая сила,
Что готов я твердить за молвой,
Будто ангелов ты низводила,
Соблазняя своей красотой...
И когда ты смеешься над верой,
Над тобой загорается вдруг
Тот неяркий, пурпурово-серый
И когда-то мной виденный круг.
Зла, добра ли? - Ты вся - не отсюда.
Мудрено про тебя говорят:
Для иных ты - и Муза, и чудо.
Для меня ты - мученье и ад.
Я не знаю, зачем на рассвете,
В час, когда уже не было сил,
Не погиб я, но лик твой заметил
И твоих утешений просил?
Я хотел, чтоб мы были врагами,
Так за что ж подарила мне ты
Луг с цветами и твердь со звездами -
Всё проклятье своей красоты?
И коварнее северной ночи,
И хмельней золотого аи,
И любови цыганской короче
Были страшные ласки твои...
И была роковая отрада
В попираньи заветных святынь,
И безумная сердцу услада -
Эта горькая страсть, как полынь!
29 декабря 1912
***
Мой бедный, мой далекий друг!
Пойми, хоть в час тоски бессонной,
Таинственно и неуклонно
Снедающий меня недуг...
Зачем в моей стесненной груди
Так много боли и тоски?
И так ненужны маяки,
И так давно постыли люди,
Уныло ждущие Христа...
Лишь дьявола они находят...
Их лишь к отчаянью приводят
Извечно лгущие уста...
Все, кто намеренно щадит,
Кто без желанья ранит больно...
Иль - порываний нам довольно,
И лишь недуг - надежный щит?
29 декабря 1912
***
Миры летят. Года летят. Пустая
Вселенная глядит в нас мраком глаз.
А ты, душа, усталая, глухая,
О счастии твердишь, - который раз?
Что' счастие? Вечерние прохлады
В темнеющем саду, в лесной глуши?
Иль мрачные, порочные услады
Вина, страстей, погибели души?
Что' счастие? Короткий миг и тесный,
Забвенье, сон и отдых от забот...
Очнешься - вновь безумный, неизвестный
И за' сердце хватающий полет...
Вздохнул, глядишь - опасность миновала...
Но в этот самый миг - опять толчок!
Запущенный куда-то, как попало,
Летит, жужжит, торопится волчок!
И, уцепясь за край скользящий, острый,
И слушая всегда жужжащий звон, -
Не сходим ли с ума мы в смене пестрой
Придуманных причин, пространств, времен...
Когда ж конец? Назойливому звуку
Не станет сил без отдыха внимать...
Как страшно всё! Как дико! - Дай мне руку,
Товарищ, друг! Забудемся опять.
2 июля 1912
***
Я вижу блеск, забытый мной,
Я различаю на мгновенье
За скрипками - иное пенье,
Тот голос низкий и грудной,
Каким ответила подруга
На первую любовь мою.
Его доныне узнаю
В те дни, когда бушует вьюга,
Когда былое без следа
Прошло, и лишь чужие страсти
Напоминают иногда,
Напоминают мне - о счастьи.
12 декабря 1913
***
Мы забыты, одни на земле.
Посидим же тихонько в тепле.
В этом комнатном, теплом углу
Поглядим на октябрьскую мглу.
За окном, как тогда, огоньки.
Милый друг, мы с тобой старики.
Всё, что было и бурь и невзгод,
Позади. Что ж ты смотришь вперед?
Смотришь, точно ты хочешь прочесть
Там какую-то новую весть?
Точно ангела бурного ждешь?
Всё прошло. Ничего не вернешь.
Только стены, да книги, да дни.
Милый друг мой, привычны они.
Ничего я не жду, не ропщу,
Ни о чем, что прошло, не грущу.
Только, вот, принялась ты опять
Светлый бисер на нитки низать,
Как когда-то, ты помнишь тогда...
О, какие то были года!
Но, когда ты моложе была,
И шелка ты поярче брала,
И ходила рука побыстрей...
Так возьми ж и теперь попестрей,
Чтобы шелк, что вдеваешь в иглу,
Побеждал пестротой эту мглу.
19 октября 1913
***
О, нет! не расколдуешь сердца ты
Ни лестию, ни красотой, ни словом.
Я буду для тебя чужим и новым,
Всё призрак, всё мертвец, в лучах мечты.
И ты уйдешь. И некий саван белый
Прижмешь к губам ты, пребывая в снах.
Всё будет сном: что ты хоронишь тело,
Что ты стоишь три ночи в головах.
Упоена красивыми мечтами,
Ты укоризны будешь слать судьбе.
Украсишь ты нежнейшими цветами
Могильный холм, приснившийся тебе.
И тень моя пройдет перед тобою
В девятый день, и в день сороковой -
Неузнанной, красивой, неживою.
Такой ведь ты искала? - Да, такой.
Когда же грусть твою погасит время,
Захочешь жить, сначала робко, ты
Другими снами, сказками не теми...
И ты простой возжаждешь красоты.
И он придет, знакомый, долгожданный,
Тебя будить от неземного сна.
И в мир другой, на миг благоуханный,
Тебя умчит последняя весна.
А я умру, забытый и ненужный,
В тот день, когда придет твой новый друг,
В тот самый миг, когда твой смех жемчужный
Ему расскажет, что прошел недуг.
Забудешь ты мою могилу, имя...
И вдруг - очнешься: пусто; нет огня;
И в этот час, под ласками чужими,
Припомнишь ты и призовешь - меня!
Как исступленно ты протянешь руки
В глухую ночь, о, бедная моя!
Увы! Не долетают жизни звуки
К утешенным весной небытия.
Ты проклянешь, в мученьях невозможных,
Всю жизнь за то, что некого любить!
Но есть ответ в моих стихах тревожных:
Их тайный жар тебе поможет жить.
15 декабря 1913
***
Я - Гамлет. Холодеет кровь,
Когда плетет коварство сети,
И в сердце - первая любовь
Жива - к единственной на свете.
Тебя, Офелию мою,
Увел далёко жизни холод,
И гибну, принц, в родном краю,
Клинком отравленным заколот.
6 февраля 1914
***
Земное сердце стынет вновь,
Но стужу я встречаю грудью.
Храню я к людям на безлюдьи
Неразделенную любовь.
Но за любовью - зреет гнев,
Растет презренье и желанье
Читать в глазах мужей и дев
Печать забвенья, иль избранья.
Пускай зовут: Забудь, поэт!
Вернись в красивые уюты!
Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой!
Уюта - нет. Покоя - нет.
1911 - 6 февраля 1914
***
Была ты всех ярче, верней и прелестней,
Не кляни же меня, не кляни!
Мой поезд летит, как цыганская песня,
Как те невозвратные дни...
Что было любимо - все мимо, мимо...
Впереди - неизвестность пути...
Благословенно, неизгладимо,
Невозвратимо... прости!
1914
***
Пусть я и жил, не любя,
Пусть я и клятвы нарушу, -
Всё ты волнуешь мне душу,
Где бы ни встретил тебя!
О, эти дальние руки!
В тусклое это житье
Очарованье свое
Вносишь ты, даже в разлуке!
И в одиноком моем
Доме, пустом и холодном,
В сне, никогда не свободном,
Снится мне брошенный дом.
Старые снятся минуты,
Старые снятся года...
Видно, уж так навсегда
Думы тобою замкну'ты!
Кто бы ни звал - не хочу
На суетливую нежность
Я променять безнадежность -
И, замыкаясь, молчу.
8 октября 1915
Коршун
Чертя за кругом плавный круг,
Над сонным лугом коршун кружит
И смотрит на пустынный луг. -
В избушке мать над сыном тужит:
"На' хлеба, на', на' грудь, соси,
Расти, покорствуй, крест неси".
Идут века, шумит война,
Встает мятеж, горят деревни,
А ты всё та ж, моя страна,
В красе заплаканной и древней. -
Доколе матери тужить?
Доколе коршуну кружить?
22 марта 1916
* * *
to N. Goon
I haven’t lived so long as you…
I’ve sung while you’ve been down and out.
A spirit came out of the blue
To show the sea of ample sound…
Your soul is chained stirred by the blast
Of storm and whirlwind here and there
While mine is free, as fine as dust,
That blows around in the air.
My friend, I’ve felt since long ago
I’ll be impaired by my portion…
My heart is berried, and I know
It won’t be ever set in motion!
When we get tired and cease to be,
When in the haze we disappear
Do come to have a rest with me,
And I will come to see you, dear!
February –March 1898
* * *
Let the dawn keep shining out,
Let the warbler sing and trill,
How I wish I were allowed
To embrace you with a thrill!
Our boat will float with blessing
In the canes with rustling leaves,
You will cling to me, caressing,
Heated passion on your lips.
Sing, my love, and let the air
Flow with the amazing song
You’re more beautiful and fair
Than the bird that sings along.
May 1898 (March 3, 1921)
* * *
At night when troubles settle down
And darkness hides the streets and lanes -
There’s so much music all around,
God sends us such amazing strains!
What is the tempest, if your flowers,
Adorn the blooming garden-bed!
What are the bitter tears of ours,
If sunset flares turning red!
Through blood and torment, grave and crushing,
Oh, Mistress of the Universe,
Accept the foamy cup of passion
From an unworthy slave of yours!
1898 ( June 1919)
* * *
Run-down and worn from daily rambles
I will forsake the bustling whims
To bring to mind the sores of troubles
And stir the former, bygone dreams…
If only I could breathe instilling
The joy of spring into her soul!
Oh no, I do not aim at killing
Her childish idleness at all!
I’d better keep my soul from striving
To her unearthly heights, alas,
Where happiness appears shining ,
But it is not designed for us.
October 30th, 1898
***
Poor naked wretches, whereso'er you are,
That bide the pelting of this pitiless storm…
King Lear
Oh what a storm! It’s like insane,
The wicked blizzard wails and rages,
The clouds rush with pouring rain
The wind now fades, now wails and surges.
Oh what a fright! On such a night
I pity the forsaken homeless,
Compassion makes me take to flight
Into the arms of soaking coldness!..
To fight the darkness and the rain
And share the fate of wretched martyrs…
Oh what a storm! It’s like insane,
The wicked blizzard wails and batters,
August 24th, 1899
***
We were together, I recall…
The night was thrilled, the fiddle singing…
You were mine, my kindly soul,
The loveliest of all in being….
Through murmur of the brook in peace,
Through the mysterious female giggle
the lips were longing for a kiss,
the heart for sound of the fiddle…
March 9th, 1899 (April 1918 )
* * *
The way it used to be, my soul is lighted
By the unfading glow of bygone days.
But early autumn, like a wistful haze,
Has blown a whiff, despairing and blighted.
Dark night. We’re going separate ways.
The sound is distinct, the way it used to be,
And all my sins are in your holy prayers.
Ophelia, my nymph, remember me.
My soul is being vainly filled, in trepidation,
With distant and delightful recollection
May 28th, 1900
***
The heavy dream of simple wordly conscience
You will shake off with pangs of love and rue.
V. Solovyov
Anticipating you, as years go by, so drear,
I see the same old image anticipating you.
The skyline is on fire, and it’s extremely clear.
I wait for you in silence with pangs of love and rue.
The skyline is on fire- your vision is so near,
I am afraid you’ll change and will not look the same,
You will arouse suspicion incurring wrath, my dear,
By changing your appearance, the features and the frame.
I will break down in grief, frustrated and austere,
Unable to subdue the mortal dreams again!
The skyline is so lucid. The lustre is so near
I am afraid you’ll change and will not look the same.
June 4th 1901, Village of Shakhmatovo
***
Life slowly moved like a mature fortune teller
Mysteriously whispering forgotten words.
I sighed, regretting something, loss, or failure,
My head was filled with dreams of other worlds.
As I approached the fork I stopped to stare
At the serrated forest by the road.
By force of some volition , even there
The heaven seemed to be a heavy load.
And I remembered the untold and hidden reason
For captured power of youth and captured hopes,
While up ahead the fading day of season,
Was gilding the serrated verdure tops…
Spring, tell me, what do I regret? What failure?
What are the dreams that come into my head?
My life, like a mature fortune teller,
Is whispering the words I did forget.
March 16th , 1902
***
He that hath the bride is the bridegroom:
but the friend of the bridegroom,
which standeth and heareth him,
rejoiceth greatly …
John, III, 29
I am a boy, I light a candle
And keep the incense burning on.
Beyond the river, in a huddle,
She’s laughing in a muffled tone.
I like the evening public prayer,
The church up by the river side,
The dusk, the muddy bluish air,
The village in the eventide.
Resigning to the tender brows,
Admiring the charm of all
I throw a bunch of snow-white flowers
Into the yard, across the wall.
And then the hazy screen will fall and
The bridegroom will step down the shrine.
And from the forest border onward
The wedding day will break and shine.
July 7th, 1902
***
Turning red, temple stairs are fading.
Did you tell me you’d keep the date?
At the entrance to eventide praying
I have opened my heart. I will wait.
I don’t know my intent and desire.
I may die of relief and delight.
All aflame in the evening fire,
I will bring you to flaring light.
Scarlet flame engulfs the environs
Dreams have come, unexpectedly, true
You are coming. There’s infinite highness
Over me, and the temple, and you.
December 25th, 1902
***
I recall, we would date at sundown
You would cut the lagoon with the ore.
I admired your white dressing gown
Not revering fine dreams any more.
Our dates would be awkwardly silent.
Up ahead on the sandy shore
Evening candles would light up, and someone
Thought of beauty, about to show
Close-up, burning and intimate feeling
Quiet azure wouldn’t partake.
We would meet in the haze of the evening
On the shore of the rippled lake.
All has vanished : love, torment, yearning,
All has faded forevermore…
Slender waist and the voices of mourning,
Our row and your golden ore.
May 13th, 1902
***
to S. Solovyov
Obscure daily shadows run about.
The sound of the bells is clear and high.
The stairs of the church are shining out,
Alive, they’re waiting for you to come by.
As you step in you’ll touch a boulder, faintly,
Clad in the gruesome virtue of the past,
Perchance, you’ll drop an April flower gently
Amidst the prudent icons, in the dusk..
The rosy shadows run , obscure and scarce,
The sound of the bells is clear and high,
Dark mist is falling on the aged stairs…
I’m waiting for your footsteps to come by.
January 4th, 1902
* * *
As I was growing old and fading,
A poet, used to streaks of grey,
I wanted to postpone the ending
The aged men should face some day.
A sickly man, a puny creature,
I’m looking for a lucky star,
And in my senile dreams I picture
A lovely image, now so far.
Perchance I have forgotten something,
I don’t believe in such a lie.
This tremor has aroused nothing.
I’m neither moved nor touched. Not I!
These old time silly tales and stories
Have fascinated me somehow,
But I’ve been bowed by age and worries,
It’s funny, I am a poet now…
I don’t believe in books and omens
Of silly men of our times!
Damn all those dreams! Damn all those moments
Of my prophetic dogg’rel rhymes!
So here I am, alone and lonely
An angry man, decrepit, sick…
I stretch my hand and with a quandary
Bend down to pick my walking stick…
Whom should I trust? Whom should I doubt?
Those doctors, poets, priests and all…
If only I could join a crowd
And learn to be a trivial soul!
June 4th, 1903, Bad Nauheim
***
So when I retire from the timeline stream
Abandoning censure and praise
Remember the kindness, the warm-hearted dream
I lived on and bloomed in those days.
My darling, I know You’ll forget all the spite
There used to be on my part,
When You, like a swan, appeared, snow-white,
Impaling the depth of my heart.
I wasn’t the one who had wounded Your pride
It was someone else’s design.
Dark clouds would trouble my day and my light,
Your day was brighter than mine.
And when I retire from this lifetime string
And vanish beyond the blue grid,
You will remember the song we would sing,-
I’d sing it, and You would repeat.
November 1, 1903
***
The girl was singing in a church choir,
About the weary abroad, faraway,
About the ships in the sea, so dire
And those who’d forgotten their happy day.
So sweet was her voice flying up into highness
With shimmering beam on her shoulder of white,
And every one listened watching from darkness
The way the white garment was singing in light.
And every one thought that the joy was there,
That the ships were all in a quiet bay,
And the weary people abroad, full of care,
Were now all blessed with a happy day.
.
The voice was sweet, and the beam was shining,
And only up there at the royal rack
A child, conversant with secret, was crying
That nobody, really, would ever come back.
August 1905
***
A cheerful bride, she was happy and gay,
But all of a sudden she passed away.
Her mother berried her close nearby
The church came down on the pond, half dry.
And over the waves of the deepest place
A cross is floating at an even pace.
Days, years and ages have come to pass,
But youth has never called on, alas.
The house, so tired of waiting for youth,
Has only the mother crowned with ruth.
The woman is working with a needle and thread
The shades of the yarns on the floor vibrate.
It’s quiet and light as it was in her prime.
The granny has no account of time.
As old as the hills and as gray as lead,
It seems, she will never ever be dead…
Amidst the chairs and chests of drawers
The dancing of flies is, as ever, joyous.
There are bundles of scarlet thread on the floor,
A mouse is scratching the wall , as before.
The depth of the mirror is quiet and dead,
With the same old woman as gray as lead.
The same old thread and the same old mice,
The same old image looking so nice.
It is in a frame, as dark as the sky,
As always, appearing modest and shy.
The faded appearance is quite apathetic,
The clew of the thread is cheerful and hectic…
Deep are the rows of the rooms on the right,
And the same old garden blooms outside,
As green as the world and as high as the night,
As tender as dearest daughter that died…
“Come back, do come back. The thread won’t decay.
I want to peacefully pass away.”
June 3, 1905
***
to Chulkov
Don’t build a house by a drowned current
Where life is bustling under a strain,
Believe me, the end is always recurrent,
It’s incomprehensible, solemn and plain.
Like a bedtime story your fate is quiet;
Lonely heart, you had better give in and be blessed.
Go in silence to Vespers, esteemed and desired,
And pray wherever it suits you best.
May your visitor be as light as an angel;
Just take him as if he were from your dream;
Keep silent so no one might notice the stranger
that sat on a bench and flashed by like a gleam.
The meaning of silence will be unknown,
So will the quiet and simple thought.
Yes. She will come with the glare of dawn
And kiss on the lips through nobody’s fault.
June 1905
***
I knew her as far back
as those unbelievable years.
Tutchev
With years you haven’t changed, my fair:
You’re charming, strict, as clear as day;
The only change is in your hair,
It’s sleek and with a flash of gray.
Well, as for me, I’m sitting here,
A stooping man , back at my place,
With an inscrutable idea
I’m looking at your quiet face.
The years, they haven’t changed us, really,
We live the way we did before,
Fantastic years, we love them dearly
And will remember evermore…
Their spirit is in azure darkness,
Their ashes in the urn of dust.
It’s more and more relaxed and lustrous
To breathe remembering the past.
May 30th , 1906.
The Unknown Lady
The heated air in the restaurants
Is wild and dull as anything,
The drunken hails are ruled by restless
And noxious spirit of the spring.
Far off, beyond the dusty alley
Over the boring country side
There is a bakeshop, and the valley
Resounds with crying of a child.
And every night, beyond the barriers,
Parading, cocking their hats,
Amidst the ditches the admirers
Perambulate with dear hearts.
Above the lake the creak of ore-lock
And women’s screams impale the place,
And in the sky, the moon disk warlock,
Inanely smiling, makes a face.
And every night, my friend appears
As a reflection in my glass,
Like me, he’s stunned and set at ease
By magic liquid, drunk en mass.
The footmen, true to their habits,
Relax at tables next to us,
And drunkards, staring like rabbits,
Exclaim: In vino veritas! 1
And every evening at this hour
(or is it just a dreamy case?)
A waist in satin, like a flower,
Moves past the window in the haze.
Without drunken men to hinder,
Alone, she walks across the room
And settles down by the window
Exhaling fog and sweet perfume.
There is a kind of old times flavour
About her silky clothes and things:
Her hat, in mourning plumes as ever,
Her hand and fingers, all in rings.
I feel her close (a strange emotion),
And looking through the veil, I see
The vast of an amazing ocean,
The coast of an amazing sea.
I am informed of inmost secrets,
Somebody’s sun is now all mine,
My body, heart and soul, in sequence,
Have all been pierced by the wine.
The ostrich plumes, desired and welcome,
Are gently swaying in my mind,
And dark blue eyes, as deep as welkin,
Are blooming on the distant side.
Deep in my soul I have some riches
And I’m the one who has the key!
You’re right, you heady monstrous creature!
In vino veritas, I see.
Note
1 In vino veritas - The truth is in wine (Latin)
April, 24th, 1906, Ozerki
The Guardian Angel
I love you , my Guardian Angel, you are
A sparkle in darkness, my guiding star.
I love you because you’re my fair bride,
Because of my secrets you have deprived.
Because we are bound by secret and night,
Because you’re my mother, my daughter, my bride.
I love you because we are destined in life
To be ever together as husband and wife.
I love you for prayers of yours and my chains
And for the family cursers and pains.
I love you for hating whatever I do
Like helping the poor whom I give their due.
I love you, because we just can’t live at one,
Because I can kill a detestable man.
I’d kill in revenge for the weak and the blind,
The one who abased me and people of mine.
The one who has jailed the strong and the free,
Who didn’t believe in my fire and me.
Who wants to deprive me of light of the day
And purchase submission from me in some way.
I love you because I am weak, I admit
my ancestors were of servile breed.
The poison of kindness has taken my life,
I cannot resort to the use of a knife…
I love you because I am weak, I believe
You’re strong, and you’ve known the savour of grief.
For what is burnt down and coated with lead
Cannot be torn and stamped out, you bet!
We witnessed this sunset, and now you and I
Are watching this bottomless abyss, oh my!
Dual bidding of destiny - how can it be ?
We are vicious slaves! Our souls are free!
Be humble and daring! Don’t go! Get away!
What’s up ahead? Is it night or day?
Where are we going? Who calls? Who will cry?
Together - forever – constrained - you and I !
Shall we revive? Shall we perish and die?
==============================
August 17th, 1906
* * *
With inspiration and such sweetness
The princess sang about May.
I said : “Just wait, my dear princess,
You’ll have to cry for me some day”.
She cuddled to me drawing near
And said: “Oh no, forgive me, pray.
Go fighting sword in hand, my dear.
I will safeguard you on your way.
Go. You’ll come back displaying boldness
With feeling of your duty done.
I will retain the ice and coldness,
Remaining yours, locked up, at one.
The passers-by will stop and stare,
The years will moderately float
There will be rustling in the air
And clear water in the moat…
Yes, I will meet you, though belated,
I’ll stretch my hand rejoiced, you bet!
My warrior, so long awaited,
With spring upon the spearhead”.
The haze has fallen on the turret,
The castle, you and everything.
I’m sorry, princess. I’ve been hurried
To find and bring the flaming spring.
October, 1906
***
Above the forest, field and meadow,
Above the land and water flow
So fresh, congenial and mellow,
You turn up everywhere I go.
Your waist under the summer cloud,
Your waist , wrapped up in fur, I praise,
I sing and laud it out loud,
Enveloped in poetic haze.
Through years and streams, imparting wisdom,
Upon the cross, and when I’m tight,
My friend, my dear child of freedom,
I love you , dearly, my light.
July 8th, 1907
***
At night I was conceived and born.
Oh my! I saw the light:
So mournful was my mother’s moan,
So black the hollow night.
And when it cleared up anew
The day got filled with schemes,
With lots of tedious things to do.
Dull, boring heaps of things.
“Whatever happens, let it be”-
The organ played. Somehow
Since childhood it’s been known to me, -
I am a poet now.
Affection blossomed in my curls,
And sorrow still remains.
So many times, so many girls
Have kept me locked in chains.
And life went on the way it should:
Love, poems grief and fun.
The quiet stream took, as it would,
All in its bed at one.
The night was blind, and so was I.
That’s what I wanted, too…
One day they dug my grave - oh my! -
And said: God be with you!
That night the ice began to break
And flood the river-bed.
I thought the river was awake,
And so I went ahead.
That night the stream was dark as pitch,
And entering the night
A woman turned up on the bridge
Just like a beam of light
She was a living flame on ice,
A flare of wine and snow.
And if you looked into her eyes
What she was like you’d know.
She took me gently by the hand
And looked me in the face.
She gave a cover to me and
A ring with silver lace.
“Stop living, and don’t say a word,
I’m like a ringing storm.
I’m living in a different world,
And yet I am bright and warm.
She calls and tempts me. And I see
Snow has swept up the earth.
What’s there that rings and sings for me?
Another life? Or death?
April 12th, 1907
***
I know your face so well, my fair,
It feels like you have lived with me.
At home, at parties, - everywhere
Your dainty look is what I see.
Your footsteps follow me wherever
I go or happen to be in.
Somebody chases me as ever
Isn’t it you , - the one I mean?
It’s you who flashes by, my fair,
The moment I am at the door,
Invisible, and light as air,
Like an amazing dream I saw.
I saw you in the graveyard, dear,
You sat in silence, looking blue,
A maid in cotton kerchief here,
I wonder, was it really you?
I came up closer, you were sitting,
As I approached you went away.
When by the river you were singing
The bells responded with a play.
The sound of ringing filled the air,
I waited humbly and I cried…
Behind the sound of chimes, however,
Your voice had faded out and died…
And in a while I hear no answer.
The kerchief flashes up ahead…
I sadly hope there is a chance that
We’ll see each other somewhere yet.
August 1, 1908
***
When you are on my way,
So live and so beautiful,
So tired and weary,
Talking sadly
And thinking of death,
You don’t love anyone
And despise your beauty, -
Well, can I possibly hurt you?
Oh no! I’m not an oppressor,
Nor an arrogant man nor a liar,
Though I know many things,
And have been, since my childhood, a thoughtful man,
And I care too much for myself.
After all, I’m a writer,
A man calling things by their proper names,
Depriving a flower of delicate fragrance.
No matter how much one talks about sad things
No matter how much one thinks of the beginning and the end,
I dare think anyway,
That you’re only fifteen,
And I wish you fell in love with an ordinary man
That loves the earth and the sky
More than the rhymed and unrhymed speeches
About the earth and the sky.
I will really be glad for you,
For only a loving man has the right
to be called a Human being.
February 6th, 1908
Russia
Three shabby straps begin to flutter
Like in the golden years again,
And sticking in the slushy gutter
The motley spokes can hardly gain.
Oh Russia, wretched Russia, dear,
Your houses, so gray and rough,
Your songs that blow up in the air
Appear as clear as tears of love.
I’m bearing my cross, my dear,
Shall I feel sorry? Well, I won’t...
Just give your beauty, so austere,
To any sorcerer, you want.
He will deceive you and ensnare, -
Yet you won’t perish, nor get lost.
And only burdened mind and care
Will hide your charm beneath the frost.
Well, well... It’s just another care,
A teardrop in the stream again,
With fields and forests here and there,
With figured wimples, - you’re the same.
Now all is real in this instance
And easy is the road that lies
When from the kerchief, in the distance,
I see the flashing light of eyes,
When in a cautious gloomy tone
Resounds the coacher’s hollow song!..
November 18th, 1908
***
You are as bright as snow, my dear.
And like a church, you look so white.
I don’t believe this night, so drear,
And the despairing eventide.
Nor do I want to trust all over
my soul , worn out forevermore.
So, maybe, I, belated rover,
Will knock upon your quiet door.
You will forgive the foul player
For his pernicious pain and grief,
And stretch your hand to the betrayer
And give him flowers as a gift.
November 8th, 1908
***
I would forget about courage, winning,
About glory in the grievous land
When I looked up to see your portrait beaming
In an uncomely frame I had at hand.
The time had come and you left home for ever.
I threw the cherished ring into the night.
You gave your destiny to someone in your favour,
And I forgot your charming face all right.
Days, like a hateful swarm, flew by, a-whirling ,
By passion and carouse my life was done…
And I remembered you before the lectern, darling,
I called you like my youth, now past and gone.
I called your name but somehow you looked down,
I cried - you didn’t care about my mood;
You wrapped yourself up in a dark blue gown,
It was wet night when you left home for good.
My love, I don’t know where you’ve settled down
And where you’ve found a shelter for your pride..
I’m fast asleep, and I can see the gown
You were wearing as you left home that night.
To dream about caress I won’t be able
For youth is past and gone, along with fame!
So I have put your portrait off the table,
Your lovely face in an uncomely frame!
December 30th, 1908
***
The way she did before, she wanted
To breathe in life into my heart,
Into my body, all exhausted,
Into my chilly habitat.
She came along like azure welkin,
I couldn’t rise from bed to go,
Nor could I stir my arm to welcome
And tell her I had missed her so!...
I watched her with my eyes dim, hollow,
Whatever was she grieving for?..
There weren’t any words, nor sorrow,
Nor joy between us any more.
The earthly heart was tired and wasted.
So many days and years have past!...
The earthly happiness, belated,
Came riding in a cab so fast!
Now, deathly sick and broken down,
I‘m yearning for the change of tide,
I’m content with the sundown
And unafraid of endless night.
I had eternity’s sensation
With peace and quiet in my heart,
It quenched the fire of vexation
With chilly dampness of the night…
July 30th, 1908
***
Streets were empty, it was just another
Boring night !
Why were you so innocent, and rather
Filled with pride?
Drops of soaking darkness falling down …
I will rise,
And I’ll throw a challenge, with a frown,
To the skies.
There’s no happiness on earth, undoubted,
Here we stand.
Now and then we think about it
Gun in hand..
And again we laugh and shed a tear,
Life goes on!
Well, it’s just another day; it’s clear:
We’ll be gone!
November 4th, 1908
***
To boring, tedious noise and ringing
And to the city empty fuss,
Relaxed at heart, now I’m leaving
Into the drizzle, void and dusk.
I cut the fibre of my senses,
My whereabouts I forget…
I see, the snow, trams, buildings, fences
With lights and darkness up ahead.
And what if I, bewitched, enchanted,
My conscience thread beyond retrieve,
Come home disgraced and broken-hearted,-
Will you be able to forgive?
You are my leading light, my wizard,
You know the target, I presume,
Will you forgive my storms and blizzards,
My trash, my poetry and gloom?
Or, p'rhaps, you’d better, not forgiving,
Awake the bells upon the dome,
So that the slash at night, misleading,
Might not seclude me from my home?
September 2, 2006
February 2, 1909
The Double
One day in foggy October
I walked recollecting a song,
(The instance of kissing all over!
Caresses that cannot be wrong!)
At last in the foggy October
There came the forgotten song.
I dreamed I was young and not worried,
And you were as live as a bloom…
My dream took me out and carried
Away from the wind, rain and gloom…
(That’s how by our dreams we are scurried…
So will you come back, live as a bloom?)
And then, emerging from darkness,
A staggering youth, comes to me.
(Oh what an amazing likeness
To someone I happened to see!)
Emerging from foggy darkness,
A staggering youth, comes to me.
“I’m tired of roaming - he grouses-
And taking the air, so cold,
Reflecting in mirrors of others
And kissing those girls, young and old…”
I fancied that some day or other
I’d meet him again in this world…
Then, smiling with self assertion,
He vanished for ever more…
Sad image…I had the impression
That I had seen it before…
Perchance it was me whom I saw
Turn up as a mirror reflection?
October 1909
***
I while away my reckless life,
My life, extremely dull and sombre,
Now I rejoice, restrained and sober,
Now I shed tears, sing and strive.
But if one day I am to die?
What if behind me, stands the visage,
That covers mirror, like an image,
With his enormous hand? Oh my !
The mirror light will flash and burn,
I’ll close my eyes in trepidation
And I’ll retreat to destination
From where no one will return…
September 17th, 1910
At the Restaurant
I will never forget it (did it happen-who cares?)
Burnt and split by the sunset blaze
Was the pallid celestial vast, and some flares
Came to light in the yellow space.
There I sat by the window, in a crowded chamber.
Fiddlesticks were singing again.
And I sent you a flower, black rose, I remember,
In a goblet with golden champagne.
As you glanced, full of pride, I was slightly embarrassed,
But I looked and I bowed from above.
And addressing the man standing by, harsh and balanced,
You said: “This one is also in love”.
All at once the guitars started playing the song and
Fiddlesticks played in tune with the band…
But you were with me with your youthful dishonour,
I could see by the move of your hand.
And you dashed like a bird as if suddenly roused,
Passing by, like my dream you were light…
And there came a sweet fume, and the eyelashes drowsed
To the whisper of silk in the night.
Now and then from the mirror at me you’d be glancing,
As you did “Catch it now” you would ask…
And the jewelry rattled, the gipsy kept dancing
And she screamed of her love to the dusk.
April 19th, 1910
* * *
There is impulsive youth again,
With bursts of vigour, views far-out…
But happy moments never came.
At least this doesn’t raise a doubt!
You have to be on the alert
For threat awaits you here and yonder.
And should you get away unhurt,
You will, at last, believe in wonder.
At last you’ll see and understand
That fortune wasn’t your intention,
And that the futile dream you had
Was of extremely brief duration.
The cup was filled and overflowed
With joy of exquisite creation,
And all I had is your possession,
And we are bound with the world.
I think that every now and then,
You will remember, smiling dearly,
The dubious childish dream we tend
To take for happiness, naively!
1912
***
I bless my lucky stars above,
A better fate I don’t desire.
My heart, so much you you’ve been in love!
My mind, so oft you’ve been afire!
Though happy times and grievous torments
Have left their bitter trace, all right,
Yet in the boredom, storm and torrents
I haven’t lost my former light.
You whom I tormented, forgive me.
We shouldn’t go divided ways,
What can’t be said in words, believe me,
I have discovered in your face.
I have my eye on it and worry,
My heart is beating in dismay,
At night, through darkness, snow and flurry
It goes its own righteous way.
January 15th , 1912
To Muse
There is fatal news of perdition
In your innermost songs through and through.
There’s a curse of holy volition
And affront of happiness, too.
Their power, so captivating,
Makes me say what everyone says:
Fair angels you’ve been abating
Fascinate them with your grace.
When you laugh at belief, my dear,
There suddenly shines over you
The insipid amaranth sphere
Which, at one time, came in my view.
Good or bad, you’re here for a wander.
People say , and it’s just as well:
Some believe you are Muse and wonder
While for me you are torment and hell.
I don’t know how it all came about,
I was feeble and impotent, too,
I saw you, and I didn’t burn out
But I sought consolation in you...
Well, I wanted discord and contention,
And I wander: how you did you come
To present me with constellation,
Meadow, flowers, and curse of your charm?
Your caresses, so frenzied and tipsy,
Were wilder than night and rain,
much more fleeting than love of a jypsy
And much headier than golden champagne.
There was fatal delight and pleasure
In the trampling of what is saint,
Bitter passion, like herb, as a measure
Of delight and the heart’s content!
December 29th, 1912
* * *
My friend, you’ll understand, of course!
Now at this hour of dejection
Like magic, firmly, desperation
Dismays me filling with remorse…
Why is there so much depression
And pain in my contracted chest?
I don’t need lights, and I confess
I’m tired of any congregation.
Those waiting for the Lord, with bias…
The thing they find is just the devil…
They are despaired by the revel
Of Satan always telling lies…
Those showing mercy gentle-willed
And wounding others willy-nilly…
Or should we stop attempting, really,
For ailment is the only shield?
December 29th, 1912
***
Worlds, years go by. The universe is bare.
Its eyes of gloom are staring at us.
And you, my soul, worn-out, unaware,
Hold forth that happiness will come to pass…
And what is happiness? The chilly evenings
In darkening gardens, god-forsaken wood?
Or vicious taste of wine, and wanton feelings,
Perdition of the soul, and jovial mood?
Is happiness a moment, brief and solid?
Is it oblivion, a dream, and peace and quiet?..
As you wake up - it’s flight again, so horrid,
Touching your heart, unknown crazy flight…
You take a breath - and see you’re out of danger…
That’s where you feel a sudden push again!
The spinning-top set going by some stranger
Flies buzzing in a hurry, like insane.
As we get hold of sharp and sliding border
And listen to the buzzing sound of chime,-
Don’t we go mad amidst the motley order
And change of made-up reasons, space and time?..
When will it stop? We won’t be able, really,
To listen to this din without end...
How terrible it is ! How wild ! Extremely!
Give me a hand, forget it all, my friend!
July 2, 1912
***
I see the long forgotten blaze,
And I can clearly hear, in silence,
Another song behind the violins,
The chesty voice the filled the space.
That ‘s how she answered all my pledges,
My love and passion, first and last,
I recognize it when the blast
Of wind and blizzard wails and rages.
The past has gone without a trace,
And only some one’s aspiration
Reminds me somehow, with good grace,
Of happiness and exultation.
December 12th, 1913
***
You and I are forlorn, I presume.
Let’s relax in this quiet room.
In this corner, so warm and so bright,
Let us watch the October night.
As before, there are lights outside.
Dear friend, we are old and retired.
All is gone: hardship, blizzards and dread.
Why on earth are you looking ahead?
It appears you wish you could read
News or message you badly need.
Are you waiting for an angel’s gift?
All is gone and can’t be retrieved.
All we have are the books, walls and days.
Dear friend, we won’t change our ways.
I don’t grumble, my wishes are small,
And I don’t grieve for bygones at all.
And I wonder just why you begin
Threading beads on a shiny string
Like you did in the past, long ago,
Those were really the days, you know!
But you were young then, and how!
And your silk was brighter than now.
You were very dexterous then…
Take a bright, shining thread again,
So the shine of the thread, like a spark,
Might subdue, and surmount the dark..
October 19th, 1913
***
Oh no ! You cannot disenchant my heart
With flatter, beauty, or appreciation.
I’ll be a stranger, someone far apart,
A ghost, devoid of life, in your imagination.
You‘ll go away. And you will kiss devoutly
A snow-white shroud, and by candle lights
You’ll dream and fancy burying someone sadly
And standing at the head three days and nights.
Content with the amazing dreamy hours
You will reproach your life in the extreme.
And you will decorate with tender flowers
The burial hill you fancied in your dream.
And suddenly you’ll see my shade appear
Before you on the ninth and fortieth day:
Unrecognized, uncomely, plain and drear,
The kind of shade you looked for, by the way!
With time your grieves and sorrows will fade out,
And you will humbly want to start another life
With dreams and tales you cannot do without …
For simple beauty you will wish and strive.
He will turn up, well-known, long awaited,
To wake you up from the unearthly rest.
And spring, the last one, so anticipated,
Will take you to another world, so blessed
And I will die, forgotten by you, darling,
The day your new companion comes to stay,
The moment you decide to tell him, smiling,
That all your pains and troubles are away.
You will forget my name and burial mound…
But then - you will wake up and see it’s dark.
Caressing him, you’ll suddenly come round,
Remember me and ask me to come back!
Devoutly, you’ll stretch your hands, my dear,
At night, so desolate, my poor heart of gold!
Alas, the sounds of life don’t reach the ear
Of those consoled by the unknown world.
You will condemn, afflicted and austere,
Your life that left no chance to love for you!
But in my verse you’ll find the answer, dear:
Its hidden warmth will help you live anew.
December 15th, 1913
***
I'm Hamlet. And my blood runs cold
When treachery is up to scheming;
My only love in the whole wide world.
Is in my heart, among the living.
Ophelia, the cold of life
Has taken you away, my dear;
The prince of Demark , in a strife,
Hit with a blade, I am dying here.
February 6th, 1914
* * *
My earthly heart gets cold and all,
But I sustain the shivers boldly.
I keep my love of people fondly,
Unanswered reverence, in my soul.
But love is followed by discord
Which ripens into strong intention?
To read oblivion or award
In men's and ladies’ reflection.
Well, let them call. Forget it all!
Go back to your sweet home, you poet!
Oh no! I'd better freeze and fall!
There is no peace on earth - I know it.
1911- February 6th, 1914
* * *
You were the fairest of all, no denying,
Please, don’t curse me and, pray, don’t disgrace!
My train, like the song of a gipsy, is flying,
Like those irrevocable days…
What I loved is gone by, disappeared…
Up ahead is a hidden way…
Unforgettable, blessed and revered,
Irretrievable… pardon me, pray!
1914
***
Although I have never loved,
And to break my oath I’m bound,-
Whenever I see you around
You stir up my soul and my blood!
Your hands, they are far and yonder !
Into these boring days
You bring your charm and your grace
Even when we are asunder!
And in my abode, not warm,
Desolate, cold and abandoned,
And in my dream ever bounded
I see the forsaken home.
I dream about old instants,
As well as the bygone days…
It seems that my thoughts and ways
Are bound with your existence!
Whoever might call I won’t come
And have the fussy caresses
Instead of the hopeless cases.
So I withdraw and keep mum.
October 8th, 1915
The Kite
High up, above the sleepy world,
The kite flies round drawing circles
And watching the deserted wold.
At home the mom her sunny suckles:
“Now take it, suck the breast, be good,
Grow, bear your cross of babyhood”.
The years fly over, full of drama
With wars and villages aflame,
But you, my land, are much the same
In all antiquity and glamour.
When will the mother stop deploring?
When will the kite give over hov’ring?
March 22nd, 1916
Александр Блок
* * * Alexander Blok
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века -
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь - начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
The night, the street, the lamp, the chemist’s,
The silly light, so dim and grey…
You may live long, but all is senseless
Nothing will ever change. No way.
.
You’ll die, and start this cycle’s double
All will recur just like before:
The night, the ripples of the channel,
The street, the lamp, and the drugstore.
1912
Отправить другу
Пригласить друга
